И сейчас, увидев цветы, уловив запах того далекого лета, Игорь вспомнил Инку и пожалел, что не позвонил ей. Он даже знал, как она ждет его звонка. Забирается с ногами на красный большой диван в своей команте, читает и ждет. Ветер из окна шевелит ее волосы, она смешно дует на них, если они падают на лоб.
Но как он может позвонить, что сказать?.. Все ребята уходят на фронт, а он...
Игорь сидел на лавочке, слушал, как дребезжат стекла на улице, и думал об Инне. Постепенно наступила ночь. И она была особенно заметна, эта военная ночь, так как оконный свет не разгонял темноты.
Игорь закурил, на секунду ослепнув от вспышки спички. Лишь только глаза привыкли к темноте, он увидел перед собой старичка с противогазом через плечо.
— Сидите, значит? — вкрадчиво спросил он.
И от одного его голоса у Игоря стало муторно на душе. Он понял, что ему ни за что не отвязаться от этого почтенного ветерана домоуправления и что придется доставать и показывать удостоверение, чего совсем не хотелось.
— Сижу, папаша, — все же бодро ответил Игорь.
— Курите?
— Курю.
— Знаете, на каком расстоянии виден с воздуха огонь зажженной папиросы?
Игорь вспомнил плакаты, которыми было обвешано муровское бомбоубежище, твердо сказал:
— Знаю, — и тут же погасил окурок.
— А документы у вас есть, что вы родственник Флеровой?
«Все же настучала вредная бабка», — подумал Игорь и ответил:
— А зачем документы, папаша, я разве на нее не похож? Многие говорят, что очень.
— Мне ваше сходство устанавливать некогда...
— Папаша!..
Игорь не успел договорить. От калитки процокали каблуки. Подошла женщина. Муравьев не мог хорошо разглядеть ее в темноте. Он только видел, что она по-мальчишески стройна и высока.
— К вам родственник, гражданка Флерова, — проскрипел ехидный дежурный.
— Ко мне? — Голос был низкий, чуть с хрипотцой.
«Курит, наверное», — подумал Игорь.
— Я к вам, Марина Алексеевна. — Муравьев встал. — Может быть, в дом пригласите?
Женщина открыла дверь и остановилась на пороге, приглашая:
— Прошу, родственник.
Осторожно пройдя темную переднюю, Игорь вошел в комнату. Он слышал, как хозяйка опускала шторы на окнах, потом щелкнула выключателем. В углу засветилась причудливая лампа: бронзовая женщина держала за стебель цветок лотоса. Зеленый мертвенный свет заполнил комнату, увешанную картинами.
— Ну, я вас слушаю, родственник, — Флерова взяла тонкую папиросу.
«Латышская», — отметил Игорь.
— Так что же?
— Я уполномоченный Московского уголовного розыска, — прибавив себе одно звание, сказал Игорь, доставая удостоверение.
— Так, — сказала Флерова, — любопытно.
И по тому, как у нее дрогнуло что-то в глубине глаз, как нервно пальцы начали перебирать спички в коробке, Игорь понял, что она чего-то боится. И тут само сердце подсказало ему нужное, вернее, единственное решение. Возможно, что именно в этот момент в нем родился следователь.
— Ваш друг убит.
— Зяма? — почти крикнула Флерова.
«Вот оно, начало!» По спине Игоря поползли мурашки.
— Почему вы подумали о нем?
— Я не...
— Отвечайте! Ну! Быстро!
Пауза.
— Разве у вас один друг?
— Зяма собирался на фронт...
— Не лгите, вы знали, что он в Москве, он сегодня вечером должен быть у вас.
— Я...
— Говорите правду.
И тут случилось неожиданное. Флерова заплакала. Громко, навзрыд. Этого Игорь никак не мог предугадать. По дороге сюда он ожидал чего угодно: лжи, запирательств, сопротивления, наконец, но только не слез.
А женщина продолжала плакать. Игорь налил воды в стакан, протянул ей.
— Хорошо... Я скажу... Я все... сама... — говорила Флерова, стуча зубами о край стакана.
— Собирайтесь.
И тут где-то совсем рядом раздался отрывистый и басовитый звук. Он на секунду наполнил комнату и стих. Но вслед ему спешил второй, третий. Зазвенело окно, тонко-тонко. Где-то на улице ударил пулемет. И вдруг страшный грохот. Со звоном рухнула рама. Погас свет.
Игорь подбежал к окну. На небе, в лучах прожекторов, лопались белые разрывы зенитных снарядов.
Налет! Первый настоящий налет!
— Марина Алексеевна, — позвал Игорь.
И вдруг он понял, что Флеровой в комнате нет.
Натыкаясь на мебель, опрокинув что-то, Игорь выскочил на крыльцо. Двор был пуст. Улицу заливал мерцающий мертвенный свет. Она стала неузнаваемой. Метрах в ста он увидел бегущую женщину.
Она!
— Стой! — крикнул Игорь. — Стой, стрелять буду! — Он выхватил наган и побежал. Под ногами противно хрустело стекло. И вдруг нога поехала в сторону, он тяжело упал на тротуар. Левую руку обожгло, но Игорь увидел только Флерову, которая вот-вот скроется за углом.
— Стой! — еще раз крикнул он и выстрелил в воздух.
Из-за угла навстречу Флеровой выскочил милицейский патруль. Один человек остался возле нес, другой подбежал к Игорю.
— Все в порядке, — сказал Муравьев, — я из МУРа, помогите доставить задержанную.
— У вас есть только одна возможность, — Данилов встал, прошелся по комнате, — одна возможность — правда.
Флерова молчала. Она словно окаменела с той самой минуты, когда ее ввели в управление.
— Вы слышите меня? Я понимаю ваше состояние. Но хочу напомнить: время военное, и закон строже вдвое. Помните, суд всегда принимает во внимание чистосердечное признание. Я уйду, а вы посидите, подумайте.
Она осталась одна.
Вспышка энергии, вызванная страхом, заставившим ее бежать из квартиры, сменилась сначала истерикой, когда ее вели по темному Каретному ряду, потом полной апатией.